Неточные совпадения
Она устремила глаза на озеро, на даль и задумалась так тихо, так глубоко, как будто заснула. Она хотела уловить,
о чем она
думает, что чувствует, и не могла. Мысли неслись так ровно, как
волны, кровь струилась так плавно в жилах. Она испытывала счастье и не могла определить, где границы, что оно такое. Она
думала, отчего ей так тихо, мирно, ненарушимо-хорошо, отчего ей покойно, между тем…
Лиза еще жила где-то, глухо, далеко; он
думал о ней, как
о живой, и не узнавал девушки, им некогда любимой, в том смутном, бледном призраке, облаченном в монашескую одежду, окруженном дымными
волнами ладана.
Аудиториум. Огромный, насквозь просолнечный полушар из стеклянных массивов. Циркулярные ряды благородно шарообразных, гладко остриженных голов. С легким замиранием сердца я огляделся кругом.
Думаю, я искал: не блеснет ли где над голубыми
волнами юниф розовый серп — милые губы
О. Вот чьи-то необычайно белые и острые зубы, похоже… нет, не то. Нынче вечером, в 21,
О придет ко мне — желание увидеть ее здесь было совершенно естественно.
Он то и дело беспокойно передвигает кожаную фуражку — надвинет ее на глаза, надует губы и озабоченно смотрит вокруг; собьет фуражку на затылок, помолодеет и улыбается в усы,
думая о чем-то приятном, — и не верится, что у него много работы, что медленная убыль воды беспокоит его, — в нем гуляет
волна каких-то, видимо, неделовых дум.
А море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь; на скалу, к ногам Туба, всплескивают
волны, зеленые в белом, играют, бьются
о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног парня, — иногда это удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся —
волны рады, смеются, бегут назад от камней, будто бы испугались, и снова бросаются на скалу; солнечный луч уходит глубоко в воду, образуя воронку яркого света, ласково пронзая груди
волн, — спит сладким сном душа, не
думая ни
о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые
волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как море.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными
волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не
думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
В блеске солнца маленький желтоватый огонь костра был жалок, бледен. Голубые, прозрачные струйки дыма тянулись от костра к морю, навстречу брызгам
волн. Василий следил за ними и
думал о том, что теперь ему хуже будет жить, не так свободно. Наверное, Яков уже догадался, кто эта Мальва…
Мрачно ходил Марко Данилыч по комнате, долго
о чем-то раздумывал… Дуня вошла. Думчивая такая, цвет с лица будто сбежал. Каждый день подолгу видается она с Аграфеной Петровной, но нет того,
о ком юные думы, неясные, не понятые еще ею вполне тревожные помышленья. Ровно
волной его смыло, ровно ветром снесло. «Вот уж неделя, как нет», —
думает Дуня…
Думает, передумывает и совсем теряется в напрасных догадках.
Мы уже начали кушать, болтая
о пустяках, когда вошла Мария. Дверь, в которую она вошла, была за моею спиною, ее легкую поступь Я принял за шаги служанки, подававшей блюда, но Меня поразил носатый Топпи, сидевший напротив. Глаза его округлились, лицо покраснело, как от удушья, и по длинной шее
волной проплыл кадык и нырнул где-то за тугим пасторским воротничком. Конечно, Я
подумал, что он подавился рыбьей костью, и воскликнул...
О чем
думал он, захлебываясь в
волнах Иртыша?
О потере ли своей славы или же, что вернее,
о своей любимой жене?
Думая о море, я всегда
думал и
о корабле, но здесь не показывались корабли, их путь проходил где-то дальше, за вечно смутной и туманной чертой горизонта, — и серой, бесцветной пустыней лежала низкая вода, и мелко рябили
волны, толкаясь друг
о друга, бессильные достичь берега и вечного покоя.